Три дуба. Падóвская сказка

Предисловие :

В основу этой сказки легли две падóвских легенды, относящиеся ко времени владения Падóвской усадьбой Василием Львовичем Нарышкиным (1861-1909?) : о трёх дубах, сросшихся вместе, которые посадил владелец, и о подвесной беседке небывалой красоты, построенной им в лесу — чуде узорочного мастерства. И если огромный дуб до недавнего времени рос на территории бывшего нарышкинского парка, чему Автор является свидетелем, то беседка, в отличие от других строений, так и не была найдена.

***

Всем известно, что падóвская земля издревле богата своими дарами и умельцами. Какой стороны не коснись, везде наши мастера своё проявление имели, но особливо это в узорочном ремесле было — у падовских мастеров испокон веку в этом деле свои секреты имелись, которые они промеж себя держали да никому о том не сказывали. Падóвское узорочье в таком почёте находилось, что об нём даже в Сам-Петербурхе представление было, да и как тому не быть, ежели барин наш к этому делу страсть большую имел и благорасположение. И вот однажды через узорочье падóвское история одна приключилась…

Задумал как-то наш барин сделать у себя в усадьбе диковинку, да не простую, как у прочих — глянул,да и забыл, а такую, чтоб с хитрецой, с вывертом! Чтоб, положим, у всех такое было, да ни у кого такого не было. Вот задачка-то!
Думал барин наш, думал, да и выдумал :
— А построю-ка я себе беседочку для отдохновения от забот мирских, да не под деревьями, как у прочих, а на деревьях!

И загорелся барин задумкой своей, воспылал просто! Призвал к себе лесника нашего Григорья Опёнкина и загадал ему сыскать в лесу такое крепкое дерево, чтоб задумку сию осилить могло. Вздыхает Григорий : отчего ж не сыскать-то, особливо когда лес энтот взад-вперёд самолично им исхожен до кочки последней?

— Как такому дереву да в влесу нашем не быть? — говорит.
И повёл он барина к реке да на ту сторону сплавил. Видит барин — не сбрехал лесник : стоит пред ним дерево преогромное, как есть, натуральный дуб — десять человек позови, и то не обхватят! А как повыше — дерево на три разделяется, и шапка у него на пол леса грибом раскинулась.
— Это сколько ж ему годочков-то? — спрашивает барин,- Сколько лет такая громадина в моём лесу обретается, а раньше и не видал я её?
— А почему ему-то? — мотает башкой Григорий, — Три дубочка тут, вот, сами погляньте! А как со стороны, то один, конешно. Три братца это, а годочков им не тук уж чтоб, но точно не скажунемно. Молодёхоньки они ишшо, в самой что ни на есть своей крепости.

— Вот и я говорю, что три их тут, да как один! — радуется барин и ручки свои потирает. Пондравилось ему, значит, а как же иначе, когда дубки эти от берега совсем недалече, а через речку уже и парк барский, почитай, что дома. Ежели дорожку к дубкам напрямки срубить, то обратно красота получается!

Созвал барин мастеров наших и распоряжение им дал : наверху дубов настил положить с балясинами, да чтоб узор знаменитый, падОвский был, с печатками, как положено, а внизу самом поварню с печками и прочими удобствиями обустроить, но чтоб ступенек там али ещё чего прочего — и думать не сметь!
— Вот, положим, залезли мы с гостями наверх по лесенке, — поясняет барин мужичкам, — а как слезли, лесенку ту с сторонку прибрать полагается, потому как ходить к нам не надо, да и нам то не требуется, пока сам не повелю! А кушанья нам с-под низу на верёвке доставляться будут, чуете, мужики? — спрашивает, — Или вот спросит барыня, где, мол, барин? А ей ответик готовый : «В беседочке своей на дубках!» . » Ой-ой! А как доберусь я до него?». «А никак!».

Возрадовались за барина мужички : ловко придумано!И за работу принялись.
А мужички у нас работают, известно как – только щепы летят! За беседкой дело не стало, срубили быстро, а как до узорочья дошло, собрал барин всех своих мастеров — узорочников, и стал с ними стратегию решать. А главный из мастеров был Иван Сирота — прозвище ему такое было, потому как ещё во младенчестве его подле церкви в кустах обнаружили, а кто его туда пристроил, неизвестно.
Иван хлипким, болезным мальчонкой рос, но к узорочью шибко способным оказался : чурку какую, положим, возьмёт, да такую пронзительную вещь с неё сотворит, что и сказать нет никакой возможности! Ежели лоза виноградная, то прямо в роте сладко, а ежели птичку какую, то в оба гляди, кабы не улетела! И уж чего уж только наш Иван барину не сработал : и статуйки разные, и шкапчики, и ларчики, и креслица!Ценил барин за это дюже мастера Ивана и только ему доверил задумку свою потайную. Так и сказал :» Не посрами!». Амбиция!

А Иван чего? Ему б только матерьял да струмент, да чтоб не дёргал никто.
Ну, расчистили под дубами теми площадочку, порубали чего и пошла работа! Беседку с крышей быстро стесали, на верха подняли, а уж внизу одни мастера печку для куфарни кладут, другие настил стругают, третьи оградку ставят, как положено. А Иван Сирота меж тем один на дубках. Лесенку ему особую сколотили, вышиной, почитай,аршинов шесть, не меньше. Барин влезет поглядеть, как там чего, да только крякает от полного удовольствия!

У беседки той три бортика вышло с дверкою, да одну стенку за главную пристроили. Иван по четырём сторонам башенки кручённые с оконцами сделал, а промеж них по лозу пустил : букашки там разные да ящерки по листочкам ползут, округой любуются. Посерёдке столик узорчатый : по верху на нём солнышко лучами во все стороны распирает, так и светит, аж слепит, а для барина самоличное креслице представил — на спинке два льва звериных сидят, лапками друг на дружку машут, клыки показывают, а по ножкам змейки ползут. Для гостей скамеечки попроще придуманы, а по ним жаворонки, воробушки да прочая пташья братия скачет.

Из цельного бревна Иван деревце состругал — с листочками там, с веточками, и сову на сову приладил. Всё изукрасил мудрёным кружевом, а на дверце цветочки посадил – один лепесточек ветер рвёт, другой сам опадает, а которые прочие — на мир глядят. Беседка не беседка, а цельный узорочный мир получился. Красота несказанная!Растрогался барин и полез Ивана обнимать :

— Уважил ты меня, Ваня! — кричит,- Ох, как ты меня уважил!
А как стал всё обстоятельно осматривать, до стенки дошёл и опешил.
— Как же так, друг сердешный, — спрашивает, — у тебя самый серёд-то пустой вышел?
Чешет затылок Иван да вздыхает :
— Да вот, — говорит,- никак придумать не могу, что по самой центре изобразить! Тут же самая что ни на есть дивность должна присутствовать, которой ни у кого в наличности нет!
— Это да! — кивает барин, — Беседочки такой, твоя правда, ни у кого в округе нет!Ты, Ваня, думай да поспешай. Ко мне, почитай, вся губерния приехать желает на диковину сию взглянуть.

И положил на стенку сроку три дня, поохал, ручками помахал и обратно на землю полез, а Иван присел на скамеечку да думки свои узорочные гоняет.
Старший барич приходил, хвалил Ивана дюже, а касательно пустоты на стенке сказал:
— Это, Иван, вас муза покинула. Как она возвернётся, так вы свою работу вмиг кончите!
Пригорюнился Иван — где ж эту музу искать, будь она неладна!
Михал Иваныч, доктор наш, по лесенке поднялся, всё обглядел и с образовательной позиции замечание сделал : мол, львы, Иван, у вас тут не совсем к месту обретаются. Вроде лес наш, падОвский, а львы, извините, хищники заморские, но потом и сам догадался – у барина на гербе таких львов видал! А по поводу стенки заметил:
— Вам, Иван, отдыхать больше надобно.На износ работаете! Воздуха у вас тут, можно сказать, навалом, а вот отоспаться вам не мешало бы!

Дочка барская, шустрая такая, прибегала. Всю беседку вдоль и поперёк обсмотрела, а пичужки ей более всего приглянулись. Притащила Ивану книжек разных с картинками:
— Вот полядите на картинки, Иван, — говорит,- может, здесь вы свою музу отыщете?
Вздыхает Иван, головой мотает, а она опять :
— Иван, а вы мне птичку лесную сделаете? — спрашивает.
Молчит Иван. Что ж это за оказия такая со стенкой это? Думал Иван да вздыхал, и сам не заметил, как заснул с расстройства. Мужички его не касаются, поделали дела свои да в усадьбу подались…

А Иван проснулся к вечеру — солнышко на покой пошло, только верхушки дерев алым цветом горят. Ветки округ хрустят да птички на все лады щебечут. Пора, Иван, и тебе восвояси убираться!
Только он вот так подумал со скамеечки встать, как видит : на самой дальней башенке филин сидит – нос крючком, грудь колесом, крылья за спиной сложены.Сидит да на Ивана жёлтыми глазищами таращится!

Ну, для человека филин, положим, птичка не великая, и вреда от неё особливого нет, да только до людей она не охоча – увидь её поди! А этот сидит да завроде Ивана как и не боится. Глянул Иван вниз, а там и нет никого.
» Ага, — думает себе Иван, — погожу немного!»
А филин тот лапами когтистыми по бортику по листикам да по ящеркам пошёл, добрался до стенки, башкой завертел — цветочкам смотрины устраивает. Даже перед птицей неудобно Ивану за пустоту!

— А чиво ж тут пусто так, сырой плетью тебе по пяткам?

Опешил Иван :
— Кто это со мной говорит? – спрашивает.
— Ты чиво, паря, совсем от своей работы ошалел?
Не верит Иван глазам своим — филин человечьим голосом разговаривает!
— Долго ты на меня зенки свои таращить будешь, сто плетей тебе под хвост? — ворчит филин, — Отвечай, кады тебя спрашивают, ну!
Пришёл в себя Иван, лицо ладонями пошкрябал :
— А я и не знал, что филины по-нашенски говорить могут!

— А чиво ты воопче знаешь, душа–меховушка? – филин свои брови насупил, — Думаешь, раз дерево резать учёный, так до всего на свете и достиг? Э-э, братец, шалишь! Ты чиво по центре лысину оставил, комара тебе в пасть?
Дивится Иван — до чего ругачий филин ему попался!
— Так ты подскажи, — просит он, — раз у тебя ума в достатке!
— У меня всего в достатке! — отрезал филин, — Да только как я тебе подскажу, ежели ты, лапка жабья, сам того не видал?

Молчит Иван, а филин задумался, на ящерку присел, клювом пёрышки под крылом чистит :
— Ладно, — говорит, — уж коли ты в нашем лесу такую диковину изобразил, пьявку тебе в глаз, покажу я то, чиво человеку и видеть не след! Только чур уговор : никому о том не болтать, как сорочье племя, иначе я вмиг говорилку твою укорочу!

Смешно Ивану да интересно дюже! А может, кажется ему во сне? Да некогда разбираться!
А филин взмахнул крылами и на плечо к Ивану присел. Щекочут пёрышки щеку Ивану, мяконькие!

— Да кому я скажу-то? — улыбается Иван, — И кто поверит мне?
— Верно! — взбодрился филин, — Ты лапы, руки то бишь, совокупно сложи, да зенки свои прикрой, слышь? И это…не ори в случае чиво, понял что ль, рога тебе в спину?
— А чиво тут неясного? Не дурень, чай! — кивает Иван.

Сложил он руки вместе, как ему было велено, да глаза прикрыл. Ухнул тут филин три раза и смолк, и такая округ тишина сделалась, что Иван уж и ждать устал, как вдруг – бац! — словно сто ножей ему в голову впились! Вскрикнул Иван да повалился на пол! Еле глаза открыл, а филин перед ним расхаживает да змеек узорочных разглядывает.

— Ничиво, — говорит, — как всамделишные! Я на лямки всех бы порвал, будь моя воля! — тюкнул одну клювом и к Ивану обернулся, — А ты чиво ты здесь развалился, как волк после охоты? Вставай ужо, времени у нас в обрез. Поспешать надобно!

Поднялся Иван и руку к голове тянет — рану пощупать, да только заместо руки у него крыло в перьях! Вот те раз! А филин когтями по полу стучит и требует :
— Полетели уже, колодку тебе на шею! Не успею я всего показать! Будешь потом срамоту одну резать!Тьфу!

Посмотрел на него Иван, взмахнул крыльями и скамеечку задел.
— Э-эх, ты, мыша блохастая! — ругается филин, — И летать-то порядком не научился! Лапти сыми, а потом ужо и в небеса лезешь! Полетели уже, маята неумытая!

Взмахнул филин крылами и на ветку дуба присел. Попробовал взлететь и Иван : на борток взмахнул, но не удержался — вниз пошёл, да опосля выправился, крыла пораскинул и давай ими махать, что есть мочи! Почитай, разов несколько поляну-то облетел, всех пичужек разогнал да мошкары неизвестно сколь прихлопнул, а филин с ветки на него всё ругается:
— Полно, полно куражится, хомут тебе на загривок! Летим уже, а то я с тобой всю службу профукаю! – ухнул филин два раза, сорвался и полетел в лес. Взмахнул крылами Иван и за ним поспешил.

Вот летят они над лесом, только листва ковром сплошным под ними мелькает. Филин и говорит Ивану :
— Низами я через тебя не пошёл – ты ж там враз расшибёшься! Мне это всё едино — ну, сожрут тебя волки, только перья и останутся, да только кто ж диво будет на дереве стругать? Что ж, мне всю вашу братию уму-разуму обучать? Ты гляди, чичас в понижение пойдём, так ты шею себе раньше времени не свороти!

Увидал тут Иван обрыв впереди, а как ближе они подлетели, полянка большая обозначилась. Стали снижаться : филин на дубок курс держит, ну, и Иван не отстаёт, старается! Сели на ветку.
— Мо-ло-де-е-ец! – удивляется филин, — Ежели б не пустота в работе твоей, я б тебя оставил — в помощниках у меня ходил бы!
— Благодарим покорно! – смеётся Иван, — Да только мне сподручнее ногами землю топтать!
— Цыц, балаболка! – ругается филин, — Я тебя не трещать сюды позвал! Гляди!

А в ту пору темно уж совсем стало, да только видит Иван, словно днём. Глядь, а на полянку зайцы выскочили, видимо–невидимо, и встали они большим кругом, лапки вместе сложили, ушки задрали, и, как скомандовал им кто, землю принялись рыть, да так, что трава в разные стороны полетела! Вырыл, положим, зайчик ямку, и вперёд прыгнул, и давай другую ямку рыть. И скоро зайцы так всю поляну перерыли и к деревьям отбежали, а по разрытой земле шевеление пошло, и кроты из ямок показались. Выползли на землю, и землю бороздить, да не абы как, а кругами, а самый серёд они меж тем не трогают.

Кроты пропали, белки обозначились : в лапках зёрнышки тащат, квирк–квирк, и в бороздки те зёрнышки кладут, квирк–квирк, хвостами пушистыми заметают. А как все бороздки белки засеяли, змеи поползли – ужи, медянки, гадюки : спинками своими блестят, по земле веретёнами крутятся.
Слышит Иван, рядом ветка скрипит. Глянул, а глазищи у филина, словно два факела светятся — оно и понятно, змей филин только на обед уважает, да ничиво! Покрутились змейки, повертелись и в лес отправились, а над поляной светлячки стали стайками собираться – висят, словно фонарики, и посевы звериные освещают.

Не сразу заприметил Иван, как в бороздках махонькие росточки появились — ввысь торопятся, цвет набирают, листья распускают. Ветерок вольный с ними играется, в разные стороны стебельки колышит, к земле наклоняет.
Но вдруг устихло всё! Зайцы с белками в землю носами уткнулись, сидят, словно шарики мохнатые. Видит Иван, и филин свою голову под крыло спрятал, а промеж деревьев свет появился.

Ждёт Иван, а свет тот ближе и ближе к полянке подходит, и скоро от него глазам больно сделалось! Зажмурился Иван, а поглядеть-то охота! Вот он через силу глаза открыл, а свет столбом посерёд полянки стоит. И стал тут свет потихоньку меркнуть, а вскоре скоро из столба того девица показалась. Иван чуть с ветки на землю не свалился!

А девица округ себя обернулась и лицом к Ивану встала, и всё на свете Иван в единый миг позабыл! Глаза у ней звёздами яркими горят, губы алыми лепестками блестят, в волосах цветки белые вьются, на шее лебединой медянка колечком свернулась, а по платью чёрному ящерки красные ползут.

Ударила та девица в ладошки, и рассыпались на ростки хпылью серебряной! Хлопнула девица в ладошки во второй раз, и ростки цветами золотыми распустились, а в каждом — свет столбом! Ударила девица в ладоши в третий раз, и полетелел свет в разные стороны, словно язычки пламени. Пригляделся Иван, а это человечки махонькие,с ножками — ручками крошечными, а на спинках у них крылышки шевелятся — летят они и пищат так, словно комаров вздумали свои песни хором петь!

А девица тем временем поднялась над землёй аршина на три, и человечки к ней полетели — кружат округ, к платью липнут, на ящерках верхом катаются! Девица постояла немножко, довольная, и к деревьям пошла. Кинулись тут белки с зайцами цветы обрывать да в землю их закапывать, а филин ткнул Ивана в бок клювом пребольно :

— Будя пялиться-то! — бурчит филин, — Все зенки проглядишь! Нам пора — рассвет ужо скоро! – сорвался он с ветки и полетел.
А Иван вослед ему кинулся, да насилу догнал!

Вот летят они над лесом, а Иван всё спросить у филина хочет, что за чудо такое они видели, да боязно!
А скоро прилетели они к трём дубкам и в беседку опустились. Ждёт Иван, когда филин будет его в человека назад оборачивать, а филин нахохлился, словно воробей на морозе, брови сдвинул и ни гу-гу! Сколько–то времени ещё прошло, и не сдержался Иван :
— Прости за Христа ради, — говорит, — а долго мне ещё птицей ходить?

Встрепенулся тут филин, ухнул и заворчал:
— Думаю я, ухи от старого крола тебе в пасть, об жизни думаю! — и взмахнул он на ветку дуба, — А вот чичас самое время! – крикнул он, камнем сорвался вниз и со всего маху ударил Ивана клювом в самое темечко! Вскрикнул Иван и рухнул на пол…

Пришёл в себя Иван, когда солнышко уже до верхушек дерев своими лучами дотянулось. Слышит, недалече вёсла по воде стучат — мужички на работу по воде идут. Сел Иван на пол, на руки свои смотрит — руки как руки, вон и палец его, третьего дня ножичком порезанный. Тронул себя за голову Иван – больно! Пощупал, а в ране уже и кровь запеклась! Неужто и взаправду филин ругачий был, и сам он, Иван Сирота, птицей по лесу ПадОвскому летал? И полянка была,и девица была красоты несказанной? Да не, сказки всё…сон!

Вскочил Иван на ноги, струмент в руки взял, к стенке подошёл и задумался. И слышит он сверху : «У-ух! У-ух!». Голову задрал, а на ветке дуба филин сидит да на глазищами жёлтыми вертит!
Обомлел Иван, хотел филина спросить, да мыслит : «Совсем что ль я с дуба рухнул — с птицей беседы разводить?».

И принялся за работу! Мужички пришли, видят, Иван к стенке прилип, посмеиваются, кричат ему с земли :
— Ванька, к тебе муза, што ль, ночью в гости захаживала?
— Сам к ней ходил! – смеётся в ответ Иван.

Барин к обеду заявился, увидал, что работа у Ивана пошла, растрогался, потому как к своим людям завсегда доверие имел! Об одном только мастера просит:
— Ты уж, Ванюша, не посрами, Христа ради!
Иван молчит, только пот со лба утирает. Постоял барин с Иваном рядышком да рукой махнул:
— Ну, работай, Иван! – и полез вниз мужичков распекать.

А Иван наш так возле стенки цельный день и простоял, а как вечер в полную силу развернулся, мужички стали его домой зазывать, да отказался – поспешать с работой требуется!
И вот как все ушли, филин с веток на беседку спустился, башкой повертел и забурчал:
-Ну, как есть голова строеросовая, без царя! Что ж это ты, хвост змеиный, изузорить тут замыслил?
Поворотился к нему Иван :
— Ишь ты, — говорит, — Гляди-ко, не почудилось! Я было думал, что во сне ты мне показался, а ты и взаправду по-человечьи говорить можешь!
— Да я–то много чиво могу, — хмурится филин, — а вот ты чиво, жабье семя, вытворяешь? Кто ж тебе, тараканья печёнка, на сие резать согласие давал?

Уставился на филина Иван :
— Как это кто? — плечами повёл, — А не ты ли сам мне давеча это показывал?
— Я тебе чиво показывал, пятка куриная? Я тебе зайцев ушастых и белок — свиристелок показывал, хвосты им начисто оборвать, да некогда! – горячится филин, — А этого нельзя, ни в коем разе нельзя, и думать о том забудь! – и крыльями с досады захлопал.
Стало жаль Ивану своего знакомца нового — в токае птица растройство пришла!
Присел он на скамеечку и спрашивает:
— А как же тебя звать-величать? Не филином же — так и неудобно вовсе!

— Матвей Кузьмич! — буркнул в ответ филин.
— Как?! – не удержался Иван, рассмеялся, а филин осерчал :
— Матвей Кузьмич! — крикнул и на столик взлетел, — Больше мне имён не давали!
— Да кто ж назвал тебя так? — дивится Иван.
— Батюшка с матушкой, вот кто! – филин задрал одну лапку, обсмотрел её обстоятельно и обратно поставил, — Почудилось! — пояснил он, — Ты что ж думал, что я вот так птицею родился да по–людски болтать научился? У-ух! Держи карман шире! Я, почитай, ужо 150 годочков птицею по нашему лесу летаю, да только по-нашенски мне с кошками по ту сторону Хопра покалякать и можно! Я им : «Кысь–кысь!» говорю, а они мне : «Мяу!Мяу!» отвечают, – вздохнул филин вздохнул.

Дивится Иван — вот так птица ему чудная попалась! А сам дальше спрашивает:
— А чиво ж случилось-то с тобой, Матвей Кузьмич? Как ты филином обернулся?
Долго молчал филин, а потом решился:

-Чёрт с тобою, — говорит, — а в себе таскать – одно камень, аж летать тошно!Слухай сюды! — перескочил он к Ивану поближе, — ТУтошний я, падОвский — в Падах родился, вырос, и хоть из простых, подневольных, а положеньице завидное имел – у сам-управляющего в помощниках ходил да за мужичками приглядывал, чтоб, значит, всё в исправности было. Шалостев там али баловства какого никогда при мне не было, и думать не моги, а потому сам-управляющий меня ценил дюже. И всё у меня было – и домик справный, и монета звонкая, и почёт, только насчёт семейственности не заладилось. Глянулась было мне девица одна, Марьюшка, — филин так вздохнул горестно, что Ивана аж до сердца самого проняло, — да по одной весне она в Хопре утопла! Я спервоначалу ничиво, крепился работы по самое горло, а как хлеба убрали, посидели мы с мужичками, был грех! И пошёл я, значит, сюды, на Хопёр. Стал серчать, да что там — злобствовал просто, кричал так, что охрип, и без чуйств на землю пал! А как в себя-то пришёл, глядь, а на камушках девица сидит, цветочки в волосах плетёт и песню звонкую выводит. А опосля подошла она ко мне, а глаза у неё, словно и не глаза восе — звёзды! И говорит мне голосом ласковым : » Это кто ж тебя, Матвей Кузьмич, таким ругательствам обучил?». Ну, засовестился я, говорю : » Ты прости меня за Христа ради! Бес попутал!». А она мне : » Ничиво, — говорит, — Матвей Кузьмич, ты мне по нраву пришёлся, такой мне и нужон, а то порядку в моём лесе совсем не стало!». Возрадовался я! Насчёт порядку – это ко мне! Вот я её и говорю : «Как прикажешь, хозяюшка!». Улыбается она, спрашивает : «Согласен служить мне верой и правдою?». Ну, кто ж от такого откажется? Я и согласился! — умолк филин, ухнул, — Протянула она тогда ко мне ручки свои, голову мою обхватила,а дальше — боль ацкая, и не помню я ничиво…А в себя-то уж филином пришёл! Хозяйка меня сразу работы глядеть повела, и с тех пор я у ней завроде как управляющий!

Молчит Иван, на филина глядит, жалеет его. Заприметил это филин, встрепенулся, грудь колесом выкатил, брови насупил, глазищами заворочал :
— А не смотри на меня так, паря! — говорит, — Такого фарту, как мне, не всем в жизни дождаться пришлось! На мне, почитай, службы, как на министре — и там я нужон, и в другом месте надобен.Пока я в должность эту не встал, хозяйка моя и за чиво взяться, не знала, а таперича и по гостям есть ей время ходить, и собой любоваться, и с людями шутки шутить! Конешно, чижило мне бывает, не всё малина : и лису не догнать, и волков не заставить, но я с ними уговор ухитрился держать. А потому в нашем лесу я по важности первый опосля Хозяйки! Так-то, мастер Иван, учись!
Взмахнул филин крылами да на ветку дуба взлетел.

— Так это я хозяйку твою видал? – крикнул ему Иван.
— Её самую, — филин захохотал, — Хозяйку Падóвского леса! Её главней никого здесь нет! Ежели она и дозволяет вам тут бесчинствовать – шастать толпами, дерева пилить да беседками её вотчину уродовать, то лишь сключительно по слабости своей сердешной! Жалеет она людишек, но я не таков — у меня спуску не выпросишь, туды его в коромысло!
— А меня чиво ж пожалел? – смеётся Иван.

— Говорю же, капкан тебе на обе лапы, чтоб лес наш не осрамил! — шумит филин, — Мне–то ты без надобности, но ежели Хозяйка ваши пострйки не сломала, значит, по душе ей пришлось! Понимать это надобно, дурья твоя башка! Только ты свои художества исправляй, иначе беда будет! Видеть её люди не могут – она завсегда зверушкой им является, белкой там, лисою аль волчицей, но ежели ты её на дереве изобразишь, она враз всё поймёт, и худо будет! Так что убирай свою узорщину и меня под монастырь не подводи!

Вздохнул Иван, уж больно не хотелось ему задумку свою менять – такую красоту нужно всем показывать, а не от людей прятать!
А филин ему и говорит :
— Ты покамест спать ложись, а то завтра носом клевать будешь, а я тебя посторожу покудова, вот только на обед слетаю да белкам у мельницы пропишу батогов — повадились, понимаешь, к людям в избы шастать, свиристелки пушистые! Уж такой народ бестолковый, а что делать? Спи! Я скоро!

Улетел филин, а Иван на скамеечке устроился, и, почитай, всю ночь ему Хозяйка Падóвского леса снилась — рядышком она стояла да работу его глядела, головкой качала и пальчиками стенку трогала! Не понял Иван, серчает Хозяйка али радуется – лица не видать, только цветы в волосах вьются да ящерки по сторонам ручейками расползаются!  А как солнышко встало, филин его разбудил – в плечо стал клювом долбить да горланить на весь лес :
— Вставай, волчьи потроха тебе в студень!  Хватить бока отлёживать, ежей тебе за пазуху! Почитай, ничиво и не сделано, а он спит, как мыша в норе, и горя ему мало! Я тебя, попрыгушку хвостатую, в момент окорочу! Будешь у меня пни на болоте валить, сто плетей тебе под зад!

Протёр глаза Иван, обрадовался филину :
— Да какая с меня попрыгушка, Матвей Кузьмич? Верно, вы меня с белкой спутали!
— Ни с кем я тебя, шкурка драная, не спутал! — бушует филин, — А ежели и так – не велика птица! Вставай, я тебе говорю! Дрыхнуть – дурака работа, а мне — одна забота!
Принялся за работу Иван, да только переделывать ничего не стал, своё гнёт — Хозяйку Падóвского леса в цветах, из которых человечки махонькие с крылышками летят, режет. Опят недоволен филин :
— Стервец! — шипит он, — Ох, и стервец! Под топором ходишь, неслух, и меня за собой на верёвочке ведёшь!

Усмехается Иван :
— Ничиво, Матвей Кузьмич, выдюжим! Ты вот лучше скажи мне, чем вечерять изволишь?
— Чем-чем! — отвечает филин, — Мышами, изестно чем! Только их и потребляю, согласно натуре, а тебе чиво?
— Дык странно оно, — усмехается Иван, — Как же вы их жрать-то стали опосля нашенской пищи? И какой у них скус?
— Скус как скус, — обиделся филин, — Для меня вполне подходящий! А ты мне зубов не заговаривай, а то как бы самому мышатинкой пробавляться не пришлось! Э-эх, выпороть бы тебя, да некому!

Так и работали они вместе — Иван у стенки узоры свои выводит, а филин на ветках сидит. Переговариваются они, об жизни кумекают, а как мужички пришли, помене у них тех разговоров стало, но всё ж таки улучали минутку.
Барин прибыл с детишками. Дочка барская опять к Ивану пристаёт :
— Не забывайте, Иван, вы мне птичку состругать обещались!
Иван к барыньке наклонился и в филина пальцем тычет :
— Такую?
Филин чуть с ветки не свалился, а девчушка в ладошки хлопает :
— Да, да ,Иван, непременно такую!

Барин спервоначалу на стенку молча смотрел, а потом спросил :
— Никак я задумки твоей, Иван, постичь не могу — баба что ль здесь будет?
— Не баба она! — качает головой Иван, — Дозвольте, я вам потом обскажу, как закончу?
— Дозволяю! — разрешает барин, — Только когда ожидать–то?
— К завтрашенему утру аккурат поспею! — обещает Иван.

Только господа ушли, как филин с ветки на него шипеть принялся :
— Стервец! Как есть стервец! Ты чиво ж, паря, совсем страху не пробовал?
— Не серчайте на меня, Матвей Кузьмич! – шепчет ему Иван, — Как сработаю вас с дерева, так поедете в узорочном обличье в Сам-Петербурх, на роялях стоять будете!Поди плохо?
Подумал филин, хотел ухнуть, да опомнился – на поляне мужички обретались.

— Я тебе сработаю! — ворчит филин, — Я тебя, заноза щербатая, так стработаю, не обрадуешься! — поостыл потом маленько, — Ну, ежели статýей, да в приличный дом, да в Сам-Петербурх…Ладно! Валяй статýю! Оно ведь не кажному дано статýей в столицах стоять!
И умолк надолго, а Иван день деньской работал, не присемши, а к вечеру у мужичков мясца сырого стребовал. Поделились мужички, а как в усадьбу они ушли, позвал филина Иван :
— Матвей Кузьмич, спускайтесь вечерять, за ради вас только мяса испросил.
Спустился филин, кусочки обсмотрел и клевать принялся, а как наелся, на лавку перескочил и на стенку уставился.

— Твоя правда, мастер, — говорит, — Такую красоту люди видеть должны!
— Вот и я об том! — отвечает Иван, — А я вам так скажу, Матвей Кузьмич, что теперь и не знаю, как на девок-то прочих смотреть опосля красоты такой! Ни одну ведь рядышком с нею не поставишь…А она мне нонешней ночью в сон пришла, всё глядела на мою работу, но вот обидно чиво — лица я её не увидал, а мне б в глаза её поглядеть…

— Так погляди!

Выронил Иван из рук струмент и поворотился, а прямо перед ним сама Хозяйка Падóвского леса стоит, глазами звёздными наскрозь прожигает!
— Что ж ты, Иван, решил людям меня показать, а дозволения у меня и не спросил? Нехорошо это, ох, как не хорошо! – и к Ивану подходит.
А Иван стоит ни жив, ни мёртв, рук — ног не чует, а вот ящерок, что по телу побежали, почуял! Тянутся к нему из волос цветы белые и качаются, хоть и ветра нет.
— Что ж молчишь, словно воды в рот набрал, а? – спрашивает и ручку свою к Ивану тянет, а с руки той ящерка махонькая на плечо к нему прыгнула и за шиворот шастнула. Щекотно Ивану, а терпит — не кривляться ж при ней!

Филин от ошаленья отошёл и со скамеечки голос подал :
— Дозвольте мне пояснение сделать, ваше лесное владычество!
— А с тобой, Матвей Кузьмич, разговор у нас особый будет! – повернулась Хозяйка к своему помощнику, — Ты пошто предал меня, Матвей Кузьмич?
— И в мыслях я этого не имел, ваша милость! – затрепыхался филин, — Я не хотел, и даже супротив стоял, чтоб этот стервец вас изображал, да только он, неслух такой, волки его разорви, всё по-своему делает!
Смотрит Иван, а цветочки в волосах закрываться стали, и филин задрожал весь — стоит, лапками дробь выбивает!
— Не люблю я, Матвей Кузьмич, когда меня в обман вводят! – сказала Хозяйка, в ладошки, и по лесу стук пошёл.

Поднялся ветер, зашумели дубы, захрустели ветки. Глянул Иван вниз, а там волки серые по поляне кругами ходют, да наверх поглядывают. И вот самый большой из них, прочих темней, сел на задние лапы ,морду задрал и завыл, и страшно тут стало Ивану!

-Матушка!,- захрипел филин, — Заступница…
— Поздно,Матвей Кузьмич, — промолвила Хозяйка, — в сожаление входить. Ты человеку меня показал! Ни себя, ни его, ни меня не пожалел. Большим хозяином, видно, себя почуял…Привыкла я к тебе, да и звери наши без покриков твоих быстро от рук отобьются, но только закон сей не мною указан! – протянула она вперёд свою ручку, и из неё ящерка выскочила алая, прыгнула филину на голову, Иван и крикнуть не успел. Подскочил филин вместе с ящеркой вверх да и рухнул на землю, как подстреленный! Кинулись тут волки на него, только перья в разные стороны полетели, а Хозяйка к Ивану повернулась.

Глядит Иван в глаза смело, а звёзды в них потухли совсем.
— И меня волкам отдашь? — спрашивает Иван Хозяйку.
— Не отдам! — качнула она головой, — Узорочной меня ещё никто не делал — только ветер на песке речном рисовал, да русалки на воде хвостами выводили, только отчего я у тебя так на человека похожая?
— Не знаю я, — Иван губы пересохшие облизал, — только я б тебя ишшо изобразил в венке из ромашек у речки, как песни поёшь, али как в небо ночное глядишь, звёзды считаешь…Да много чиво!
Рассмеялась тут Хозяйка :
— Хорошо, Иван! А ты мне вот что скажи – готов быть подле меня днём и ночью? Видеть меня, говорить со мной, лесом моим ведать да службу служить мне верную?
— Готов! — кивнул Иван, и цветочки к нему потянулись…

Хлопнула в ладошки Хозяйка, и закачались ветки трёх дубов, полетели отовсюду птицы разные и всю беседку облепили, а которым места не хватило – те по другим деревам рассыпались.
Хлопнула Хозяйка в ладошки во второй раз, и на поляну звери побежали – лисы, зайцы, волки, белки, а змеи на брюхе поспешают, и скоро они так всю поляну заполнили, что ни печурки, ни других куфарных построек видно не стало.
Хлопнула в ладошки Хозяйка в третий раз, и заблестели деревья округ – то маленькие человечки крылышками пищат, огоньками светят.

Подошла тогда к Ивану Хозяйка, ручками своими голову его обхватила, и прыгнули на него ящерки…
«А руки-то её холоднее снега зимнего!» — только и успел подумать Иван, как сто ножей впились ему в голову! Охнул тут Иван, и пропало всё…

А наутро мужички на поляну пришли, а с ними и барин — невтерпёж ему было на стенку поглядеть, да узнать, что это за баба такая украшать его диковину будет?
Залез барин наверх да и закричал не своим голосом! Кинулись к нему мужички, а там ни стенки нет, ни мастера — как и в помине их не было!

— Где? – кричит барин, — Где Иван? Куда стенка девалась? Да что ж это такое делается-то, а?
Кинулись мужички в разные стороны, но сколь не искали, нигде пропажи не нашли! Поохал барин, поахал, да другую стенку второпях приказал ставить — с гербом своим фамильным. Работой довольный остался, а про Ивана разное люди говорили, но более всего то, что задрали его волки, а стенку свои же и попёрли.
Но никто так об Иване не жалел, как дочка барская — всё ходила к той беседке да плакала и просила Господа помочь Ивану, где б он не был.

А скоро и лето красное к осени на огненной своей колеснице подкатило, и засобирался барин с семьёй в столицу : узелки вязать стали, книжки в коробки складывать — шум, гам, дым коромыслом! А барская дочка улучила минутку да через парк к речке и побежала. Старик с пристани на тот бережок её переправил, и помчалась она к беседке любимой — с пичужками проститься, со змейками и ящерками Ивана — мастера.Зимы-то у нас холодные да снежные! Вон, папенька говорит, не поломало беседку бы!
Взобралась она по лесенке, подошла к столу и ахнула — на столе птичка филин узорочная сидит и на неё глазищами смотрит!

Автор : Марина Новикова
03.02.2020

фото : С.Бирюков

Источник